Илько Лемко: Жизнь еврейского квартала древнего Львова

Из всех городов Речи Посполитой в XVI-XVII веках только королевская столица Краков имела больше евреев, чем Львов, а Люблин в этом плане мог соперничать со Львовом. Евреи называли Львов «Матерью Израиля», здесь можно было найти легкий хлеб, сюда приезжали изгнанники из Европы, здесь искали счастья евреи турецкие и волошские. Однако история двух львовских общин свидетельствует о том, что выражение «самая солидарная в мире нация» в какой-то мере является преувеличением. Очевидно, евреи, происходившие из разных стран мира, приобрели там достаточно устойчивые политические, ментальные, экономические черты, что мешало им в Львове консолидироваться в узком понимании этого слова.

С момента обращения к Польскому королевству Казимиром III в 1349 году евреев из Центральной Европы известна их неприязнь к древним львовским евреям, выходцам, в основном, из Византии, которые осели на Краковском предместье как минимум на столетие раньше. Вражда между представителями обеих еврейских общин продолжается во Львове и в последующие века.

Более богатые еврейские семьи всеми силами стараются попасть из Краковского предместья в город, окруженный стенами, потому что здесь безопаснее, здесь шире торговые права и больше самоуправления. Попав сюда, они быстро интегрируются в городскую среду и забывают о своем предместном происхождении. К концу XVI века две львовские общины отделяются настолько глубоко, что каждая имеет своих раввинов и свои духовные суды. Лишь смертельная опасность объединяла львовских евреев, когда во время осад города казаками, татарами и турками жители предместного гетто неизменно находили укрытие у своих братьев в стенах.

Не меньшие проблемы имели львовские евреи и со своими братьями, прибывшими из стран Европы и Азии в более поздние времена. После изгнания сефардов из Испании в середине XVI века богатое еврейское купечество эмигрировало в Италию и Турцию, а оттуда, благодаря уже традиционной политике Речи Посполитой по укрытию у себя евреев-изгнанников из Европы, часть из них оказалась во Львове. Разница между «франками», как их называли львовяне, то есть представителями сефардской (испанской) культуры и ашкеназами (евреями, выходцами, в основном, из Германии) была поразительной.

Гораздо более культурные испанские евреи отличались от польско-русских евреев одеждой, языком, обычаями и даже религиозным ритуалом, а их мощные торговые замыслы явно не нравились местным львовским евреям. Посланец влиятельного турецкого министра, изгнанца из Испании, дона Иосифа Насси, Авраам Моссо в 1587 году пишет из Львова своему брату о львовских евреях: «Все те, кого мы раньше считали друзьями, теперь стали нашими врагами, которые рады были бы нас не только ограбить, но и уничтожить».

И там, где среди итальянской общины города находили себе место и радостно приветствовались своими соплеменниками все эти Бандинелли, Массари, Вевелли, Дуччи, и там, где среди украинской общины хорошо уживались фактически чужаки, но единоверцы греки Корнякты, Катакалли, Алвизии и Лангіши, в среде львовских евреев для братьев по нации и по вере места не нашлось. Более цивилизованные сефарды, не выдержав конкуренции местных евреев, покидали Львов, и уже в начале XVII века мы не находим их в судебных актах, а на львовском киркуте (еврейском кладбище) осталось едва две эпитафии сефардов, которые «убежали из испанского рабства».

Разница между городскими и предместными евреями и их особый локальный патриотизм были настолько значительными, что еще в начале XX века, когда уже более ста лет не было стен, и в 1867 году была отменена запрета проживать вне еврейского квартала, еврей из Краковского предместья за всю свою жизнь ни разу не выбирался в город, потому что предместный еврей, имея свои синагоги, ритуальные бани, торговые места и т. д., не ощущал никакой необходимости ходить в город и наоборот. Городской еврей смотрел на предместного с презрением и наоборот, причем предместные евреи считали городских дураками, а городские предместных неаккуратными. Наименьший контакт между евреями города и предместья наблюдался в среде самых низких слоев ортодоксального народа, очень редкими были браки между представителями обеих общин. Учитывая такие обстоятельства, которые задержались до начала XX века, историк Майер Балабан делает предположение о том, насколько мощнее должен был быть этот антагонизм три века назад.

Еврейский внутренний антагонизм наиболее остро проявился во Львове во времена СССР. Советская власть, которой приписывали проеврейские симпатии, немедленно запретила деятельность всех еврейских организаций, и тут фактически замерло все еврейское культурное и религиозное жизнь. Евреи-энкаведисты из крайне деспотичной атеистической азиатской страны, конечно же, считали своими врагами евреев, выходцев из европейского культурного пространства, для которых вера в Бога и общечеловеческие ценности были основополагающими принципами. Советская власть репрессировала и высылала на Восток тысячи львовских евреев.

В этом отношении очень интересный факт, что уже во времена независимой Украины в начале 2000-х годов те немногочисленные львовские, так называемые «польские евреи», которым тогда было под девяносто лет, любили ходить в Польское культурное общество в то время, когда во Львове уже существовали возрожденные евреями постсоветского пространства мощные культурные общества. Этот факт «польские евреи» объясняли тем, что не имеют особых симпатий к советским евреям и предпочитают оставаться политическими поляками.

***

К концу XVI века отношения между двумя еврейскими общинами Львова и городской властью были довольно спокойными. В 1556 году магистрат провел к еврейскому кварталу в стенах водопровод, и за пользование водой жители платили 20 золотых ежегодно и 4 гривны за ремонт городских дорог и мостов. В первой половине 1570-х годов евреи присоединились к сбору денег наемникам для обеспечения спокойствия в городе. Магистрат давал в бессрочную аренду и даже дарил пустые участки богатым евреям в их квартале. Но город недаром отводил евреям квартал под самым южным оборонительным муром, потому что в случае чрезвычайных ситуаций, таких как война или осада, магистрат имел право забрать эти участки без права компенсации за построенную недвижимость или даже разрушить ее, если бы она мешала обороне города. Во время осад Львова много зданий сносилось на предместьях, но в городе в стенах и, в частности, в еврейском квартале, за все время ни одно здание из-за военных нужд не было снесено.

Евреи смогли даже обустроить себе жилье в городских оборонительных стенах, пробив в них окна. В 1634 году город пожаловался на это королю и потребовал заделать окна, потому что наличие таких окон могло создавать опасность во время нападения врагов. Однако